Дедовщина в чеченской войне. Жестокая драка между русскими и чеченцами произошла в мотострелковой части, дислоцированной в чечне

Дедовщина в Чечне и других горячих точках,приводила к уничтожению сослуживца, либо он дух, или дед, было и то и другое. Были случаи самострелов, стреляют себе в ногу, или другие органы.Многие убегали и попадали в плен к Чеченцам, многие попадали на растяжки, мины. Некоторые терпят издевательства, но некоторые не выдерживают, происходит убийство,или самоубийство. Солдаты ждали боя, чтобы незаметно завалить обидчика. Но в большинстве случаев старослужащие не старались обижать духов (молодых солдат),потому что знали какие могут быть последствия.После боев солдаты становились братьями.
Случай еще при СССР:
Случай рассказывали, было при СССР,прапорщик один ходил в караул начальником,при нём кавказцы,азиаты,дембеля плакали когда в караул заступали,заставлял их мыть полы руками,а если не понимали то бил по лицу им прапор был боксёр,бил так что они сальто делали в воздухе,а другой прапор заступал начкаром ложился на топчан и спал 24 часа,вот тогда эти крысы чёрные глумились над русскими солдатами от души отрывались
Рассказ офицера:
У меня тоже был такой упырь сержант по духовщине,дал ему ножом по ляшке,визгу было что весь батальон проснулся. Комбат правда мужик хороший был не дал делу ход и меня просто перевели в другую часть. Парня можно понять,не до стратегии ему было,он просто действовал что у него было под рукой. Очень жаль испорченную жизнь пацана,да и горе сержанта чисто по человеческий жалко,особенно родителей.
Рассказ солдата:
У нас в бригаде тож один додедовался, прям на шконке малый завалил его. 9 лет дали.
Вот рассказ молодого лейтенанта:
Был один случай, после которого неуставняк в моём подразделении прекратился. Я лейтенатном пришёл после училища, в первый же вечер наблюдал картину, как трое нерадивых "старика" долбили отделение "желторотиков". На утро поступил приказ на сопровождение колонны на Шатой. Я этих трёх орлов, поставил в головной дозор, как "самых опытных...." После сигнала об обнаружении фугаса, колонна встала, я по всем правилам выставил оцепление, а этим трём, сказал "А ща молитесь, чтобы в кустах не хрустнула ни одна ветка или кому-то, что-то не показалось, потому что " молодежь" весь БК по кустам разрядить может, а в этот момент они врят-ли о вас вспомнят". После обезвреживания фугаса, мои "старики" нервно курили на обочине и сушили штаны. После этого, в моём взводе друг-другу даже взгляда не дружественного не посылал никто....А когда домой кто уезжал, со слезами провожали его, живого и здорового.... Жили одной семьёй. и вне строя не было разницы, рядовой, сержант, прапорщик или офицер.
Вот рассказ солдата:
Дедовщина и издевательство это разные вещи!!! в 1999 году был самострел, увы парня нет, деды живы и сейчас здравствуют(ни кто не наказан) только вся херня была не на почве расстегнутой ширинки, как озвучено в ролике (есть сомнения в гомо- мотивации)просто не было еды, у нас она была, он приходил к нам, ел сколько влезет, потом носил еду к ним, но увы,всех накормить не возможно(а задача осталась, принести закусон) парень не выдержал.
Вот видео о последствиях дедовщины в Чечне:

Полное видео здесь во второй части:

Https://www.youtube.com/playlist?list=PLouHNaQfzJaB1VWb-RiNTRcU0ku3I0irG

Это Афганистан 1988 год.

Фото с сайта www.newsru.com

Британская газета The Sunday Times опубликовала выдержки из личного дневника высокопоставленного офицера российского спецназа, который участвовал во второй чеченской войне. Обозреватель Марк Франкетти, который самостоятельно перевел текст с русского языка на английский, в своем комментарии пишет, что ничего подобного никогда не публиковалось.

«Текст не претендует на роль исторического обзора войны. Это история автора. Свидетельство, которое писалось в течение 10 лет, холодящая кровь хроника казней, пыток, мести и отчаяния в течение 20 командировок в Чечню», — так характеризует он эту публикацию в статье «Война в Чечне: дневник убийцы», на которую ссылается InoPressa.

В выдержках из дневника содержатся описания боевых действий, обхождения с пленными и гибели товарищей в бою, нелицеприятные высказывания о командовании. «Чтобы уберечь автора от кары, его личность, имена людей и географические названия опущены», — отмечает Франкетти.

«Проклятой» и «кровавой» называет Чечню автор записок. Условия, в которых приходилось жить и воевать, сводили с ума даже таких крепких и «натасканных» мужчин, как спецназовцы. Он описывает случаи, когда у них сдавали нервы и они начинали бросаться друг на друга, устраивая потасовки, или измывались над трупами боевиков, отрезая им уши и носы.

В начале приведенных записей, видимо, относящихся к одной из первых командировок, автор пишет, что жалел чеченских женщин, чьи мужья, сыновья и братья примкнули к боевикам. Так, в одном из селений, куда вошла российская часть и где остались раненые боевики, две женщины обратились к нему с мольбой отпустить одного из них. Тот внял их просьбе.

«Я мог бы казнить его на месте в тот момент. Но мне стало жаль женщин», — пишет спецназовец. «Женщины не знали, как меня благодарить, совали мне в руки деньги. Я взял деньги, но это осело на душе тяжелым грузом. Я почувствовал себя виноватым перед нашими погибшими ребятами».

С остальными ранеными чеченцами, согласно дневнику, поступили совсем иначе. «Их выволокли наружу, раздели догола и запихали в грузовик. Некоторые шли сами, других били и толкали. Один чеченец, потерявший обе ступни, выкарабкался сам, шагая на культях. Через несколько шагов он потерял сознание и осел на землю. Солдаты избили его, раздели догола и бросили в грузовик. Мне не было жаль пленных. Просто зрелище было неприятное», — пишет солдат.

По его признанию, местное население смотрело на русских с ненавистью, а раненые боевики — с такими ненавистью и презрением, что рука сама невольно тянулась к оружию. Он рассказывает, что ушедшие чеченцы оставили в том селении раненого русского пленника. Ему переломали руки и ноги, чтобы он не смог сбежать.

В другом случае автор описывает ожесточенное сражение, в ходе которого спецназовцы выбили боевиков из дома, где они засели. После боя солдаты обшарили здание и в подвале обнаружили несколько наемников, сражавшихся на стороне чеченцев. «Все они оказались русскими и воевали за деньги, — пишет он. — Они принялись кричать, умоляя нас не убивать их, потому что у них семьи и дети. Ну и что с того? Мы сами тоже не оказались в этой дыре прямиком из сиротского приюта. Мы казнили всех».

«Истина в том, что храбрость людей, воюющих в Чечне, не ценится», — рассуждает спецназовец в дневнике. В пример он приводит случай, о котором ему рассказали солдаты другого отряда, с которым они вместе коротали одну из ночей. На глазах одного из их ребят убили его брата-близнеца, но тот не только не был деморализован, но и отчаянно продолжил сражаться.

«Вот как люди пропадают без вести»

Довольно часто в записях встречаются описания того, как военные уничтожали следы своей деятельности, связанной с применением пыток или казнями пленных чеченцев. В одном месте автор пишет, что одного из мертвых боевиков завернули в полиэтилен, засунули в колодец, наполненный жидкой грязью, обложили тротилом и подорвали. «Вот как люди пропадают без вести», — добавляет он.

Так же поступили с группой чеченских смертниц, захваченных по наводке в их убежище. Одной из них было за 40, другой едва исполнилось 15. «Они были под кайфом и все время нам улыбались. На базе всех трех допросили. Поначалу старшая, вербовщица шахидок, отказывалась говорить. Но это изменилось после побоев и воздействия электрошоком», — пишет автор.

В итоге смертниц казнили, а тела взорвали, чтобы скрыть улики. «Значит, в итоге они получили то, о чем мечтали», — рассуждает солдат.

«В высших эшелонах армии полно муд**ов»

Много пассажей дневника содержит резкую критику командования, а также политиков, которые посылают на смерть других, а сами остаются в полной безопасности и безнаказанности.

«Однажды меня поразили слова генерала-идиота: его спросили, почему семьям моряков, погибших на атомной подлодке «Курск», выплатили крупную компенсацию, а солдаты, убитые в Чечне, до сих пор дожидаются своей. «Потому что потери на «Курске» были непредвиденными, а в Чечне они прогнозируются», — сказал он. Значит, мы пушечное мясо. В высших эшелонах армии полно таких муд**ов, как он», — говорится в тексте.

В другом случае он рассказывает, как его отряд попал в засаду, потому что их обманул собственный командир. «Чеченец, обещавший ему несколько АК-47, уговорил его помочь ему совершить кровную месть. В доме, который он нас послал зачищать, не было мятежников», — пишет спецназовец.

«Когда мы вернулись на базу, погибшие ребята лежали в мешках на взлетно-посадочной полосе. Я раскрыл один из мешков, взял друга за руку и сказал: «Прости». Наш командир даже не взял на себя труда попрощаться с ребятами. Он был в стельку пьян. В тот момент я его ненавидел. Ему всегда было плевать на ребят, он их просто использовал, чтобы делать карьеру. Позднее он даже пытался обвинить в неудачной зачистке меня. Му**к. Рано или поздно он заплатит за свои грехи», — проклинает его автор.

«Жаль, что нельзя вернуться назад и что-то исправить»

В записках также рассказывается о том, как война повлияла на личную жизнь солдата — в Чечне он постоянно скучал по дому, жене и детям, а возвращаясь, постоянно ссорился с женой, часто напивался с сослуживцами и нередко не ночевал дома. Отправляясь в одну из длительных командировок, откуда он мог уже не вернуться живым, он даже не попрощался с женой, которая накануне наградила его пощечиной.

«Я часто думаю о будущем. Сколько еще страданий нас ожидает? Долго ли еще мы сможем продержаться? Ради чего?» — пишет спецназовец. «У меня много хороших воспоминаний, но только о ребятах, которые действительно рисковали своей жизнью ради части. Жаль, что нельзя вернуться назад и что-то исправить. Все, что я могу, — это попытаться избежать тех же ошибок и всеми силами постараться жить нормальной жизнью».

«Я отдал спецназу 14 лет жизни, потерял много, многих близких друзей; ради чего? В глубине души мне остается боль и ощущение, что со мной поступили нечестно», — продолжает он. А финальная фраза публикации такова: «Я жалею только об одном — что может быть, если бы в бою я повел себя иначе, некоторые ребята до сих пор были бы живы».

56-я гвардейская отдельная десантно-штурмовая бригада(Камышин)В конце 1989 года бригада была переформирована в отдельную воздушно-десантную (овдбр). Бригада прошла «горячие точки»: Афганистан (12.1979-07.1988), Баку (12-19.01.1990 — 02.1990), Сумгаит, Нахичевань, Мегри, Джульфа, Ош, Фергана, Узген (06.06.1990), Чечня (12.94-10.96, Грозный, Первомайский, Аргун и с 09.1999).
15 января 1990 года Президиум Верховного Совета СССР после детального изучения обстановки принял решение «Об объявлении чрезвычайного положения в Нагорно-Карабахской автономной области и некоторых других районах». В соответствии с ним ВДВ начали операцию, проводившуюся в два этапа. На первом этапе в период с 12 по 19 января на аэродромы под Баку высадились части 106-й и 76-й воздушно-десантных дивизий, 56-й и 38-й воздушно-десантных бригад и 217-го парашютно-десантного полка (подробнее см. статью Чёрный январь), а в Ереване — 98-я гвардейская воздушно-десантная дивизия. 39-я отдельная десантно-штурмовая бригада вошл…

9 декабря 1994 года последовал Указ Президента РФ № 2166 «О мерах по пресечению деятельности вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и в зоне осетино-ингушского конфликта». Предусматривалось действиями войсковых группировок под прикрытием фронтовой и армейской авиации выдвинуться по трем направлениям к Грозному и блокировать его. Замыслом операции предусматривалось наступление штурмовыми отрядами частей с северного, западного и восточного направлений. Войдя в город, войска во взаимодействии со спецподразделениями МВД и ФСК должны были захватить президентский дворец,здания правительства,телевидения, радио, железнодорожный вокзал, другие важные объекты в центре города и блокировать центральную часть Грозного.

Группа «Север» включала 131-ю омсбр, 81-й мсп и 276-й мсп. Сводный отряд 131-й омсбр под командованием полковника И.Савина насчитывал 1469 человек личного состава, 42 БМП, 20 танков и 16 артиллерийских орудий. Бригада находилась - 1мсб на южных скатах Терского х…

На основании Директивы министра обороны Российской Федерации № 314/12/0198 от 17 марта 1995 года и по моей личной просьбе для выполнения задач по восстановлению конституционного порядка и разоружения незаконных бандформирования на территории Чеченской Республики на базе 167-й мотострелковой бригады и 723-го мотострелкового полка была сформирована 205-я отдельная мотострелковая бригада (в/ч 74814) с местом дислокации в городе Грозный Чеченской Республики. 2 мая 1995 года — День бригады. Основу частей и подразделений бригады составили батальоны и роты: 167-й отдельной мотострелковой бригады Краснознаменного Уральского военного округа (в/ч 29709, г. Чебаркуль Челябинской области); частично 131-й отдельной мотострелковой Краснодарской Краснознаменной орденов Кутузова и Красной Звезды Кубанской казачьей бригады (г. Майкоп) Краснознаменного Северо-Кавказского военного округа; 723-го гвардейского мотострелкового Краснознаменного ордена Суворова полка (в/ч 89539, н.п. Чайковский) 16-й гварде…

Война пахнет всегда одинаково - солярой, пылью и немного тоской. Этот запах начинается уже в Моздоке. Первые секунды, когда выходишь из самолета, стоишь ошарашенно, лишь ноздри раздуваются, как у коня, впитывая степь... Последний раз я был здесь в двухтысячном. Вот под этим тополем, где сейчас спят спецназовцы, ждал попутного борта на Москву. А в той кочегарке, за "большаком", продавали водку местного розлива, с невероятным количеством сивухи. Кажется, все так и осталось с тех пор, как было.

И запах все тот же. Какой был и два, и три, и семь лет назад.

Солярка, пыль и тоска...

Впервые я оказался на этом поле семь лет назад, солдатом срочной службы. Нас тогда привезли эшелоном с Урала - полторы тысячи солдат. С вагонами не рассчитали, и нас утрамбовывали как могли, набивали по тринадцать человек в купе, с шинелями и вещмешками. В поезде было голодно. Хлеб везли в отдельном вагоне, и его просто не успевали разносить на коротких остановках, когда мы пропускали скорые на запасных путях, подальше от людских глаз. Если удавалось, мы меняли на жратву выданные нам солдатские ботинки.

В Моздоке нас вытряхнули из вагонов, и старший команды, кучерявый майор-истерик, своим визгом напоминавший деревенскую бабу на сносях, построил нас в колонну по пятеро и повел на взлетку. Когда мы проходили мимо последнего вагона, из него мешками выбрасывали заплесневелый хлеб. Кто успел, сумел подхватить буханку.

Набирая нас в команду, кучерявый майор клялся, что никто не попадет в Чечню, все останутся служить в Осетии. Что-то кричал про принцип добровольной службы в горячих точках. Он вызывал нас по одному и спрашивал: "Хочешь служить на Кавказе? Езжай, чего ты... Там тепло, там яблоки". Я ответил "да", а стоявший рядом со мной Андрюха Киселев из Ярославля послал его к черту с евонным Кавказом в придачу. В Моздок мы с Киселем ехали в одном купе.

Тогда здесь все было так же, как и сейчас. Точь-в-точь, ничего не изменилось. Те же палатки, та же вышка, тот же фонтанчик с водой. Только народу тогда было больше, намного больше. Шло постоянное движение. Кто-то прилетал, кто-то улетал, раненые ждали попутного борта, солдаты воровали гуманитарку... Каждые десять минут на Чечню уходили набитые под завязку штурмовики и возвращались уже пустыми. Вертушки грели двигатели, горячий воздух гонял пыль по взлетке, и было страшно.

Мы с Киселем лежали на траве и ждали, что будет с нами дальше. Кисель диктовал мне аккорды "Старого отеля" Агузаровой, а я записывал их в блокнот, вырезанный из толстой тетради. Мне всегда нравилась эта песня. А потом меня и еще семь человек отделили от остальных и повезли на "Урале" в 429-й, имени Кубанского казачества, орденов Кутузова и Богдана Хмельницкого мотострелковый полк, расположенный тут же, в полукилометре от взлетки. Майор врал. Из полутора тысяч человек в Осетии остались служить только мы, восемь. Остальных прямиком отправили в Чечню. После войны, через третьи руки, я узнал, что Кисель погиб.

В полку нас избивали безбожно. Это нельзя было назвать дедовщиной, это был полный беспредел. Во время поднятия флага из окон на плац вылетали солдаты со сломанными челюстями и под звуки гимна осыпались прямо под ноги командиру полка.

Меня били все, начиная от рядового и заканчивая подполковником, начальником штаба. Подполковника звали Пилипчук, или просто Чак. Он был продолжением майора-истерика, только больше, мужиковатей, и кулаки у него были с буханку. И еще он никогда не визжал, только избивал. Всех - молодых, дембелей, прапоров, капитанов, майоров. Без разбора. Зажимал большим животом в углу и начинал орудовать руками, приговаривая: "пить, суки, не умеете".

Сам Чак пить умел. Однажды в полк прилетел заместитель командующего армией генерал Шаманов. Проверять дисциплину. Шаманов подошел к штабу, поставил ногу на первую ступеньку и открыл дверь. В следующую секунду прямо на него выпало тело, пьянющее в дрова. Это был Чак.

Чак до сих пор не знает, что в него стреляли. А я знаю: я стоял тогда рядом. Была ночь, разведвзвод в казарме пил водку. Им мешал фонарь на плацу: яркий свет через окна бил в глаза. Один из разведки взял автомат с глушителем, подошел к окну и прицелился в фонарь. Я стоял около окна, курил. А по плацу шел Чак... Слава богу, оба были пьяны - один не попал, другой ничего не заметил. Пуля чиркнула по асфальту и ушла в небо. Чак скрылся в штабе, разведчик погасил фонарь и ушел допивать водку. А я выкинул бычок и стал мыть коридор - я был дневальным.

Молодые бежали сотнями, уходили в степь босиком, с постели, не в силах терпеть больше ночные издевательства. Отпуска запретили: никто не возвращался. В нашей роте из пятидесяти человек по списку в наличии были десять. Еще десять были в Чечне. Остальные тридцать - в "сочах". СОЧ - самовольное оставление части. Сбежал даже лейтенант, командир взвода, призванный на два года после института.

Деньги, чтобы бежать, добывали как могли. Ходили в Моздок и грабили машины. Снимали с БМП топливные насосы и несли фермерам - на их "КамАЗах" стояли такие же. Патроны выносили сумками и продавали местным, гранатометы меняли на героин.

Через месяц моей роты не стало: еще шестеро сбежали, а нас, четверых не успевших, увезли в Чечню.

Двенадцатого августа девяносто шестого я в составе сводного батальона нашего полка ждал отправки в Грозный. Август девяносто шестого... Это был ад. Боевики заняли город, блокпосты вырезали в окружении. Потери исчислялись сотнями. Смерть гуляла над знойным городом как хотела, и никто не мог сказать ей ни слова. По сусекам полка наскребли девяносто шесть человек - нас, сформировали батальон и кинули в город. Мы сидели на вещмешках и ждали отправки, когда из штаба выбежал почтальон и помчался к нам, что-то держа в поднятой над головой руке. От штаба до взлетки метров пятьсот, мы сидели и смотрели, как он бежит и кричит что-то. И каждый думал - к кому? Оказалось - ко мне. "Бабченко... На.. У тебя отец умер..." - и он сунул мне в руки телеграмму. И тут же подали борт, и батальон стал загружаться. Солдаты шли мимо меня, хлопали по плечу и говорили: "Повезло". Вместо Грозного я поехал в Москву, на похороны.

Отец дважды подарил мне жизнь. Если бы он умер через двадцать минут, я бы умер через полчаса: в Ханкале при посадке вертушку расстреляли. Батальон вернулся через месяц. Из девяноста шести человек осталось сорок два.

Вот такая была тогда война.

Все это было здесь, вот на этом вот поле.

В Ханкалу я попал уже в Миллениум. Тоже солдатом, но только по контракту. Шел дождь, и мы спали у костров под железнодорожной насыпью, укрывшись от ветра снятыми с петель дверями. В полный рост не поднимались, из-за насыпи не высовывались: из Грозного били снайпера.

А потом показалось солнце, и снайпер убил Мухтарова. В отличие от всех нас, легкомысленных, Муха никогда не снимал бронежилет. Верил - спасет, если что. Не спас. Пуля попала в него сбоку и прошла навылет. "Перевязывал его я, - рассказывал потом Славка. - С левого бока маленькая дырочка такая. А справа начал бинтовать, а там нет ничего, аж рука провалилась..." Муха еще какое-то время жил. Но пока искали дымовые шашки, пока вытащили его из-под огня, пока бинтовали, он умер.

В тот день, пользуясь прекрасной видимостью, снайпера убили у нас двоих и ранили еще шесть человек. Мы возненавидели солнце.

Эти две войны убедили меня в незыблемости Чечни. Что бы ни происходило в мире, какой бы гуманизм ни нарождался на свет, здесь всегда будет одно и то же.

Здесь всегда будет война.

Теперь я журналист, и вот я снова здесь. И я не узнаю Чечню.

Сейчас здесь все по-другому. Ханкала разрослась до невероятных размеров. Это уже не база, это - город, с населением в несколько тысяч (если не десятков тысяч) человек. Частей немерено, каждая отделена своим забором, с непривычки можно заблудиться. Построены столовые, клубы, туалеты, бани. Бетонные плиты уложены в аккуратные ровные дорожки, все подметено, посыпано песком, тут и там развешаны плакаты, а портреты президента встречаются чуть ли не на каждом шагу.

Тишина, как в колхозе. Солдаты здесь ходят без оружия, в полный рост, не пригибаясь. Отвыкли. А может, и не слышали выстрела ни разу. В глазах нет ни напряжения, ни страха. Они, наверное, не вшивые совсем и не голодные...

Здесь уже давно глубокий тыл.

Вообще Чечня удивляет сильно. Республика наполнилась людьми, разбитые глиняные мазанки сменились новыми кирпичными коттеджами, отстроенными богато, в три этажа. По дорогам теперь ездят не только БТР, но и "Жигули", а рейсовые автобусы останавливаются около кафе. Вечерами Старые Атаги, Бамут и Самашки светятся не хуже Бескудников.

Больше всего поражает аэропорт "Северный". Здесь дислоцирована 46-я бригада внутренних войск. Уютный мирок, окруженный от войны бетонным забором. Армия, какой она должна быть. Идеал. Порядок потрясающий. Прямые асфальтированные дорожки, зеленая трава, белые бордюры. Новые одноэтажные казармы выстроены в ряд, блочная столовая западного образца сверкает рифленым железом. Очень похоже на американские военные базы, как их показывают в кино.

На поле аэродрома - стрельбище. В соответствии с уставом во время стрельбы поднимают красные флажки: не заходить, опасно. Когда не стреляют, на ветру развеваются флажки белые: иди, сейчас можно.

Новое стрельбище построено для того, чтобы учиться разрушать старый город, который находится в двух шагах отсюда.

Вечерами по дорожкам под светом фонарей прогуливаются офицеры. Серьезно, здесь светят фонари. И есть офицерское общежитие. Не так уж и мало офицеров приезжают сюда служить вместе с женами. "Дорогая, я на работу, подай мне, пожалуйста, штык-нож". И вечером: "Любимый, у тебя сегодня был хороший день?" - "Да, родная, хороший. Я убил двоих". У некоторых уже есть дети. Они растут здесь же, в Грозном.

Рядом с офицерской столовой - гостиница для высокопоставленных гостей. Стеклопакет, горячая вода, душ. Телевидение - пять каналов... Гостиница в Грозном! В голове не укладывается.

А до Минутки - рукой подать. И до крестообразной больницы, где русских жизней положено, как на поле Куликовом, - тоже: вот она, за забором.

Ощущение двойственности теперь - самое сильное чувство в Чечне. Вроде и мир, а вроде и нет. Война где-то рядом: в Старых Атагах, где убили четырех эфэсбэшников, в Грозном, где постоянно рвутся фугасы, или в Урус-Мартане, где она сидит с автоматом в засадах, - война есть, она где-то рядом, где-то там, но не здесь... Здесь тихо. Здесь стреляют, только когда поднят красный флажок.

Армия в Чечне сейчас в патовом положении. Крупных банд уже давно не осталось. Нет фронта, нет партизанских отрядов, нет командиров.

Басаев с Хаттабом уже три месяца не выходят в эфир, - говорит командующий группировкой ВВ в Чечне генерал-лейтенант Абрашин. - Возможно, их уже нет в Чечне. Не обязательно, что они в Грузии. У нас в Ингушетии свое Джейракское ущелье непуганое...

По большому счету, войны в республике больше нет. По крайней мере в ее привычном понимании. Просто в Чечне бешеная преступность. И устроены банды по принципу шпаны. Повоевавший боевик, "авторитет", собирает вокруг себя шайку, как правило, молодежь, в три-пять человек. Это его банда. С ней он ездит на разборки и зарабатывает деньги. Воюет не только с федералами. Если есть оплаченный заказ - банда идет ставить фугас. Нет - отправляется грабить местных жителей или воевать с соседней бандой за нефть. Деньги решают все.

При этом зарезать "мента" для них - дело чести. Походя, между делом.

Мой муж работал в ОМОНе, - рассказывает Хава, торговка. - За лето у них в отряде погибли 39 человек. Их убивают прямо на улице, стреляют в затылок. Неделю назад соседа убили, а вчера его сына. Оба в милиции работали...

Армия бороться с преступностью не может: ловля бандитов не является прерогативой полка или дивизии. Представьте такую ситуацию: Москва устала от воровства и разбоя в подворотнях. И вот на Красной площади ставят полк, чтобы охранять порядок. С танками, зенитными установками и снайперами. Днем военные расчерчивают брусчатку Кремля ровными песчаными дорожками и устанавливают портреты президента. А ночью запираются в своем лагере, стреляют на любой шорох и никуда не выходят за пределы КПП. Прекратится ли от этого разбой в Тушине? А если тушинские участковый и префект к тому же полностью на стороне местного "авторитета", Шамиля-чечена, и в последней перестрелке были с ним против ментов?..

Но и выводить войска нельзя: в таком случае повторится все то, что было после Хасавюрта.

Мы сейчас живем только зачистками, - рассказывает командир спецназа Фидель. - Если чистим село постоянно - там относительно спокойно. Как месяц-два зачисток нет - все, лучше не соваться. Ты хотел ехать в Грозный? Мой тебе совет: не надо. Его уже месяца два не чистили. Я, например, не езжу, боюсь. И в Шали не суйся: совсем оборзевшее село...

Первого марта двухтысячного года в Аргунском ущелье погибла шестая рота Псковской десантной дивизии. Как погибла "шестерка" - отдельный разговор. Я был тогда в ущелье, в двадцати километрах от них. Мой батальон стоял под Шатоем. Ночью мы слышали их бой, слышали, как они умирали. Мы не могли им помочь: приказа выдвигаться не поступало, хотя мы ждали этого приказа, мы были готовы. Двадцать километров - это три минуты на вертушке. На БТРе - три-пять часов. Через пять часов мы могли бы быть там. Но приказа не было.

Бой шел больше суток. За это время подмогу можно было бы перебросить с Кубы. Кто-то сдал их, десантников.

С наступлением сумерек садимся в Курчалое. Считается, что это один из наиболее опасных районов, хотя и равнина. Впрочем, и здесь война тоже сильно замедлила свой бег. Последняя диверсия была в этих местах два с половиной месяца назад. Двадцать третьего декабря на фугасе подорвалась БМП 33-й "питерской" бригады. Снаряд был заложен прямо на полотне дороги и разорвался под самой машиной.

Сейчас терпимо, - говорит и.о. комбрига полковник Михаил Педора. - Обстрелов давно уже не было. Да и фугасы уже не так часто закладывают: инженерная разведка чистит дороги каждое утро. Но штуки по три в месяц все же снимаем. Как правило, по утрам: ставят ночью. Кто? А черт его знает. Местные, наверное...

Мертвая "бэха", накрытая брезентом, стоит на краю вертолетной площадки. Башня оторвана, днище вывернуто розочкой внутрь корпуса. Острые полосы разорванного металла загибаются в небо как раз в том месте, где были ноги оператора-наводчика.

Рядом с ней стоит еще одна, тоже мертвая, - сгорела неделей раньше. Тоже накрыта брезентом. Очень похоже на трупы. В разгар боев их так же складывали на краю взлетки и так же накрывали брезентом. Только было их в десятки раз больше.

На КПП бригады перед выходом висят два плаката: "Солдат! Не разговаривай с посторонними, это опасно!" - и "Солдат! Ничего не поднимай с земли, это опасно!"

Бывает, что взрывчатку прячут очень искусно, - рассказывает Педора. - Идет боец по улице, смотрит: коробка валяется или мяч детский. Он ее ногой шась - а там светочувствительный датчик. И полстопы нет. Такие сюрпризы уже специалисты устанавливают...

Вообще же лучше военных придумывать слоганы и плакаты не умеет никто. В Ханкале уезжающих на зачистки бойцов отеческим напутствием провожает плакат "В добрый путь!".

Езжу, езжу по Чечне... Нет, все не то. Наверное, и правда война заканчивается. Наверное, мое солдатское чутье на гиблые места меня обмануло. Может, действительно пора открывать тут санаторий? Здесь же уникальные серные источники - чуть ли не все болезни мира можно вылечить в гейзерах равнинной Чечни. Солдатом я вылечился так в Грозном от язв, которые пошли у меня по коже от грязи, холода и нервов. Только тогда к источнику можно было подобраться исключительно ползком. И то стреляли. А теперь на гейзерах построены автомойки, местные делают на бесплатной горячей воде свой мелкий бизнес.

Наверное, и вправду - скоро мир.

В штабе 33-й бригады находится пост рядового Романа Ленудкина из Питера. Ленудкин не снайпер, не пулеметчик и не мехвод. Ленудкин - компьютерщик. Его "Пентиум"-"сотка" стоит в "бабочке" - специальной штабной машине - и работает от бензогенератора.

Когда мы взлетаем, припадаю к стеклу иллюминатора. Снова охватывает ощущение двойственности. Там, в ночной Чечне, сейчас стоит мертвая БМП. На броне еще не отмыта кровь, вытекшая из оторванных ног наводчика. А рядом, буквально в ста метрах, в штабной "бабочке" сидит программист Ленудкин и долбит по клавишам своего компьютера.

Вертолет зависает над небольшой площадкой на плоской лысине холма. Секунду-другую машина держится в разреженном воздухе, потом полторы тонны гуманитарки берут верх над трехтысячесильным движком. Фюзеляж начинает бить крупная дрожь, поршни в цилиндрах работают с ощутимым напряжением. Почти не сбросив скорости, машина тяжело ударяется в землю. В стойках шасси что-то трещит, по лопастям бежит ударная волна - вот-вот отвалятся.

Сели, - летчик распахивает дверь, приставляет лесенку. - Видал? А ты спрашиваешь, почему падают... Исправных машин мало, каждую набивают под завязку. Полетная масса - предельная, двигатель постоянно работает в максимальном режиме. На зависание сил уже не хватает: не держится тяжелая машина в воздухе. Мы ж каждый раз так: не садимся - падаем. Что там говорить, изношены машины до предела. По тридцать вылетов в сутки делаем...

В Грозном иду к знакомым по прошлым командировкам разведчикам. Разведбат живет отдельно от всех, в палаточном лагере. По сравнению с Ханкалой здесь хрущобы. Некогда добро наживать: разведка, спецназ и ФСБ завалены работой по горло. Но все-таки и здесь потихоньку быт обустраивается: появились холодильники, телевизоры, столы-стулья.

Разведчики сидят, пьют водку. Первые минуты радуемся встрече. Но все ждут, когда я спрошу. И я спрашиваю: "Ну как тут?.." И вот уже взгляды тяжелеют, глаза наполняются ненавистью, болью и непреходящей депрессией. Через минуту они уже ненавидят все, включая меня. С каждым словом они погружаются в безумство все больше, речь переходит в горячечную скороговорку: ты напиши, корреспондент, напиши...

Скажи, почему вы ничего не пишете о потерях? Только в нашем батальоне уже 7 убитых и 16 раненых!

Война продолжается - мы из рейдов не вылезаем. Сейчас 22 дня в горах провели. Вот, только приехали. Ночь отдыхаем здесь - и завтра снова на двадцать суток в горы...

А не платят тут ни хрена! Смотри, 22 дня умножить на 300 человек - уже шестьсот шестьдесят человеко-дней получается. Это только за этот рейд. Реально в месяц на бригаду выходит тысячи три боевых дней. А в штабе свой лимит: закрывать максимум семьсот. Я ходил узнавал...

Самое трудное будет - домой возвращаться. Чего мне там делать, в дивизии? План-конспекты писать?.. Не нужны мы там никому, понимаешь! А, плевать: дослужить бы свое, получить квартиру и на хрен все!..

И вот уже я узнаю в них себя. И снова поле, все то же поле встает перед моими глазами. И где-то за городом так знакомо долбит в горы одинокая "САУшка". И темы для разговоров не изменились ни на слово: голод, холод и смерть. Да тут НИЧЕГО не изменилось! Не обманулся я.

Омут бойни затянут тонкой корочкой показного льда мира. На нем нарисован президент в разных ракурсах, а для удобства ходьбы проложены ровные бетонные дорожки. Лед пока держит, но может треснуть в любой момент.

А подо льдом второй год подряд спивается обезумевшая от рейдов и крови разведка. И тычется в кромку, и хочет взломать лед и вылезти отсюда, забрать жен, детей и уехать к чертовой матери, начать жизнь заново, без войны, не убивая чужих и не хороня своих. И не может. Приросла к Чечне намертво.

И дедовщина в этом палаточном лабиринте просто махровая: никто не уследит, что делается в брезентовых закоулках. Да никто и не следит. Зачем? Все равно они все умрут. И патроны так же отправляются сумками в Грозный, и постоянный зубовный скрежет заливается декалитрами водки. И похоронки отсюда так же летят по всей России, и так же исправно снабжаются разорванным человеческим мясом госпиталя. И страх и ненависть все так же правят этой землей.

И все так же пахнет солярой и пылью.

И вот я снова в Моздоке, снова стою на этом поле.

Семь лет. Почти треть моей жизни, чуть меньше. Человек треть жизни проводит во сне. А я - в войне.

И ничего не изменилось на этой взлетке за семь лет. И ничего не изменится. Пройдет еще семь лет, и еще семь, и все так же палатки будут стоять здесь, на этом самом месте, все те же палатки, и около фонтанчика с водой будут так же толпиться люди, и винты вертушек будут крутиться не останавливаясь.

Я закрываю глаза и чувствую себя муравьем. Нас сотни тысяч таких, стоявших на этом поле. Сотни тысяч жизней, таких разных и таких похожих, проходят у меня перед глазами. Мы были здесь, жили и умирали, и похоронки наши летели во все концы России. Я един с ними со всеми. И все мы едины с этим полем. В каждом городе, куда пришла похоронка, умерла часть меня. В каждой паре глаз, бездонных, выжженных войной молодых глаз, остался кусок этого поля.

Иногда я клюю на эти глаза, подхожу. Нечасто. Летом. Когда по душной улице проедет грузовик, и запах соляры смешается с пылью. И станет немного тоскливо.

"Братишка, дай закурить... Где воевал-то?.."

25 февраля в мотострелковой бригаде, которая базируется в Шатойском районе Чеченской Республики, рядом с селом Борзой, произошла массовая драка. Причём в Минобороны подтвердили сообщения об инциденте в воинской части спустя два дня, и только после того, как в YouTube появилась видеозапись с места событий.

Военные постарались максимально смягчить произошедшее, поспешно объявив, что причиной инцидента стал бытовой конфликт между военнослужащими. Официально сообщается, что подрались двое военнослужащих, но потасовку удалось остановить другим военным. Однако очевидцы на условиях анонимности утверждают, что это было настоящее побоище с участием местных военнослужащих с одной стороны и с другой – солдат из центральной России, которых избили до полусмерти. «Наша Версия» выясняла, что действительно произошло в селении Борзой, и разбиралась, насколько остро сегодня стоит в войсках национальный вопрос.

Информации о происшествии немного, при этом существует несколько версий произошедшего. По одной из них, конфликт действительно возник на бытовом уровне. Во время обеда один из чеченских бойцов стал ругаться матом, ему сделал замечание русский солдат-контрактник, возникла словесная перепалка, переросшая в драку.

В 2005 году призывники из Чечни, профессиональные борцы, совершили маленькую революцию в военной части под Москвой, подмяв под себя командиров.

По другой версии, после службы в карауле контрактник-чеченец пришёл на обед в столовую, где попытался получить порцию без очереди. Но солдаты разведроты, которые в чеченских бригадах формируются исключительно из физически подготовленных русских ребят, возмутились таким поведением, выдернули его из очереди, а затем избили. Сторонники этой версии случившегося говорят, что пострадавший сейчас в больнице с серьёзными травмами.

Есть также и третья версия, согласно которой драка произошла после того, как несколькими военнослужащими разведроты был избит местный житель. Утверждается, что конфликт начался на рынке, расположенном рядом с территорией части. После происшествия к воинской части стянулись жители села Борзой, которые будто бы и спровоцировали массовую драку.

Чеченцы пришли на плац с битами и арматурой

Так или иначе, более важна развязка этой истории. После инцидента командир бригады объявил построение подразделения, в котором произошёл конфликт. На плац солдаты-чеченцы, которых было около сотни, пришли с битами, арматурой, травматическими пистолетами. Началась драка, а по сути – избиение своих сослуживцев, которых было в четыре раза меньше. По некоторой информации, в драке с обеих сторон пострадали около 30 человек, русских избили до потери сознания. Местная санчасть заполнена пострадавшими с переломами рук и ног, есть переломы челюсти, одному солдату проткнули живот арматурой.

Как в итоге удалось остановить драку и чем она завершилась, достоверно неизвестно. Сообщается, что командование бригады всеми способами пыталось предотвратить конфликт, но ничего не вышло. Затем урегулированием ситуации занимались командование Южного военного округа и местные власти, которые реагировали достаточно оперативно. В бригаду прибыли проверяющие из штаба округа, приехали офицеры Генштаба. Рамзан Кадыров прислал своего представителя. Бригаду полностью изолировали от внешнего мира, чтобы не было утечки информации, чтобы конфликт затих хотя бы в медиапространстве. Сегодня воинскую часть тщательно проверяют.

По теме

Кадыров: «Это была драка между мужчинами»

Интересно, как официальные лица прокомментировали этот конфликт. В пресс-службе Южного военного округа сообщили, что причиной конфликта стало «выяснение отношений на бытовом уровне». В окружной военной прокуратуре вовсе не стали комментировать произошедшее. Самым словоохотливым оказался глава Чечни Рамзан Кадыров. Он утверждает, что драка носила «откровенно бытовой характер и не имела никакого отношения к выполнению воинских обязанностей». Руководитель Чечни обвинил командование части, которое «своевременно не урегулировало обстановку». По его мнению, это была драка между мужчинами, в которой участвовали люди совершенно разных национальностей, а не только русские и чеченцы. Также Кадыров сообщил, что гражданские лица в потасовке не участвовали и нет никаких оснований говорить о том, что ссора произошла на почве межнациональной неприязни. При этом глава Чечни обвинил представителей СМИ, которые «выступают с заведомо ложными комментариями, пытаясь представить случившееся как конфликт между русскими и чеченцами». Рамзан Кадыров считает, что подобные инциденты случаются в любой армии мира, и посоветовал не политизировать случившееся, не раздувать скандал.

Иногда они возвращаются

Источники «Нашей Версии» сообщают, что устроенное побоище – далеко не первый конфликт в этой мотострелковой бригаде. В прошлом году здесь же была ещё одна массовая драка, также были пострадавшие, но тогда инцидент удалось скрыть от огласки. Пострадавших уговорили не обращаться в правоохранительные органы. В итоге конфликт удалось спустить на тормозах, но не решить проблему в целом.

Правозащитники говорят, что в середине 2000-х годов количество конфликтов на национальной почве резко уменьшилось, поскольку именно в это время Минобороны резко сократило призыв из северокавказских республик. До этого регулярно приходила информация о резонансных конфликтах, когда старослужащие с Кавказа терроризировали своих сослуживцев. Громкие случаи дедовщины на национальной почве были, например, в Дальневосточном военном округе и в одной из частей Петропавловска-Камчатского.

Нынешнее обострение обстановки может быть связано с тем, что с осени 2014 года впервые за почти два десятка лет начался призыв чеченцев в армию. Нужно напомнить, что предыдущая попытка вернуть чеченцев в армию закончилась бесславно. В 2005 году, когда в войска были отправлены 200 призывников из Чечни, в большинстве своём профессиональные борцы, они совершили маленькую революцию в дислоцированной под Москвой военной части. С первых дней чеченцы подмяли под себя командиров, добившись особых привилегий, которые никак не регламентировались уставом. Они отказались питаться в столовой, носить военную форму и круглосуточно находиться на территории части. Тогда их без лишнего шума срочно отправили домой. После этого случая призыв в Чечне вновь резко приостановили.

Как отмечают правозащитники, выяснить обстоятельства произошедшего в населённом пункте Борзой будет сложно, поскольку после начала украинских событий их перестали пускать в воинские части. Кроме того, военная полиция так и не получила функции дознания и этим до сих пор занимаются командиры, поэтому говорить об открытом и независимом расследовании инцидента в селе Борзой пока не приходится.

Александр ПЕРЕНДЖИЕВ, эксперт Ассоциации военных политологов:

– Призывники из Чечни сегодня служат исключительно в частях на территории этой республики. Это делается для того, чтобы руководство Чечни привлекать к поддержанию порядка среди местных призывников. По всей видимости, на сегодняшний день это единственный действенный способ дисциплинировать солдат-чеченцев. Скорее всего этот случай не является единичным, такие происшествия наверняка неоднократно происходили в этой части и ранее, даже не сомневаюсь, но об этом предпочитают молчать.

Сейчас попытаются обвинить в непрофессионализме командиров, но нужно смотреть на эту проблему шире. В армии сегодня не существует чёткого и понятного взаимодействия между командованием части и органами правопорядка. Давайте вспомним, что у нас есть такие структуры, как военная прокуратура, которая почему-то в этом конфликте хранит гробовое молчание, есть военная полиция, о создании которой так много говорили. Именно в таких ситуациях, когда происходят вспышки насилия, должны работать эти органы правопорядка.

И ещё. Почему-то в публичном пространстве слышно только мнение Рамзана Кадырова. Это не совсем правильно. Армия – это федеральная структура, вмешиваться в её деятельность главам субъектов Федерации, как говорят в армии, не по должности.

Наша справка

8-я мотострелковая бригада в селе Борзой была создана во время реформ Сердюкова на базе бывшего 291-го мотострелкового полка 42-й мотострелковой дивизии, который был сформирован в 2000 году для прикрытия высокогорного участка российской границы. Сегодня численность соединения – порядка 4 тыс. военнослужащих. В бригаде служит по контракту большое число военнослужащих из Северо-Кавказского региона, которых привлекает относительно высокое, по сравнению с местной средней заработной платой, денежное довольствие военнослужащих.